vladiik0 Повествование ведется от первого лица школьника.
Я встречал много математиков. Все они были либо людьми с нетвердым характером, либо неаккуратными людьми, либо очень умными. Теорему Пифагора в современных условиях я бы подверг сомнению.
Но математик нашей школы Харлампий Диогенович, грек, не подходил ни под одну из этих характеристик. Дисциплину на уроке он установил железную, стояла идеальная тишина.
Около школы находился стадион, который своим шумом мешал учебному процессу. Закрыть его не получилось, но его обнесли каменным забором.
С урока математики на стадион мы не сбегали, для этого был урок пения. Больше чем комиссию из гороно, наш директор боялся завуча.
Все же на уроке математики мы иногда смеялись, но не сами по себе, а с позволения учителя. Например, он показывал, как он уважает опоздавшего ученика, и как он мало значит по сравнению с этим учеником. Такие сценки длились всего несколько секунд. Потом он садился, все затихали, и начинался урок.
Харлампий Диогенович был маленького роста, с большой головой, всегда тщательно одетый. У него был маленький блокнотик, куда он что – то о нас записывал. Он не заставлял нас учить математику, это получилось само собой. На контрольных работах мы не списывали, боясь попасть под его насмешки. Например, он мог предложить отличнику Сахарову пересесть к двоечнику Авдеенко, чтобы тот не сломал себе шею, списывая у Сахарова. Этого было достаточно, чтобы Авдеенко начинал напрягать свои мозги.
Харлампий Диогенович боролся против нас своим оружием. Он делал нас смешными. Однажды я тоже стал мишенью для него.
Я не смог решить задачу про артиллерийский снаряд, поэтому в школу пришел пораньше, чтобы исправить это. Своих одноклассников я нашел на стадионе, но у них задача тоже была не решена. Я успокоился и вместе со всеми поиграл в футбол.
Зайдя в класс после звонка, я вдруг выяснил, что отличник Сахаров задачу решил. Пока я от злости и отчаяния жестикулировал около отличника, в класс прошел Харлампий Диогенович. Я с ужасом стал ждать, что меня вызовут первым к доске.
Задачу решил даже Адольф Комаров, который сидел со мной за одной партой. Он любил руки держать на промокашке, а меня это сильно раздражало.
После некоторых манипуляций Харлампий Диогенович стал смотреть на класс. Я притаился. Но тут стали выяснять, кто дежурный, затем доктор и медсестра перепутали класс. Им нужен был пятый «А» класс, чтобы сделать прививки от тифа. Я набрался наглости и вызвался их проводить. Меня отпустили. По дороге я сообщил докторше, что на следующем уроке мы пойдем в музей. Вспомнил, как ученик нашей школы украл в музее кинжал, чтобы с ним пойти на фронт.
И тут докторша, и медсестра, чтобы нас не упустить развернулись и пошли в наш класс делать уколы. Я побежал в класс, чтобы оказаться там раньше их. Около доски страдал Авдеенко. Его мучения прервали медики, которые объявили о начале прививок. Стали вызывать самого смелого, но никто не откликнулся. Тогда математик вызвал Авдеенко. Весь класс позавидовал ему, когда он отошел со сделанной прививкой. Только Алик Комаров бледнел все больше и больше. К моменту, когда его вызвали, он был весь белый как стена. После укола он хотел упасть в обморок, но ему сунули флакончик под нос и он пришел в себя.
Мне тоже сделали укол, вел я себя геройски. После ухода медиков, Харлампий Диогенович стал задумчивым. Он начал перебирать четки и рассказывать, как один юноша захотел совершить тринадцатый подвиг Геракла, только не храбростью, а трусостью.
И тут он вызвал меня к доске, чтобы я рассказал, как я решил задачу. Мысли мои путались и я не мог сосредоточиться. Все, что я мог, это повторять слово «артиллерийский снаряд».
Весь класс смеялся надо мной, потому что я был смешным. Я стал серьезно относиться к домашним заданиям. Я с благодарностью вспоминаю уроки математика, потому что он приучил нас с юмором относиться к неудачам, а наши пороки он просто высмеивал.
Answers & Comments
Повествование ведется от первого лица школьника.
Я встречал много математиков. Все они были либо людьми с нетвердым характером, либо неаккуратными людьми, либо очень умными. Теорему Пифагора в современных условиях я бы подверг сомнению.
Но математик нашей школы Харлампий Диогенович, грек, не подходил ни под одну из этих характеристик. Дисциплину на уроке он установил железную, стояла идеальная тишина.
Около школы находился стадион, который своим шумом мешал учебному процессу. Закрыть его не получилось, но его обнесли каменным забором.
С урока математики на стадион мы не сбегали, для этого был урок пения. Больше чем комиссию из гороно, наш директор боялся завуча.
Все же на уроке математики мы иногда смеялись, но не сами по себе, а с позволения учителя. Например, он показывал, как он уважает опоздавшего ученика, и как он мало значит по сравнению с этим учеником. Такие сценки длились всего несколько секунд. Потом он садился, все затихали, и начинался урок.
Харлампий Диогенович был маленького роста, с большой головой, всегда тщательно одетый. У него был маленький блокнотик, куда он что – то о нас записывал. Он не заставлял нас учить математику, это получилось само собой. На контрольных работах мы не списывали, боясь попасть под его насмешки. Например, он мог предложить отличнику Сахарову пересесть к двоечнику Авдеенко, чтобы тот не сломал себе шею, списывая у Сахарова. Этого было достаточно, чтобы Авдеенко начинал напрягать свои мозги.
Харлампий Диогенович боролся против нас своим оружием. Он делал нас смешными. Однажды я тоже стал мишенью для него.
Я не смог решить задачу про артиллерийский снаряд, поэтому в школу пришел пораньше, чтобы исправить это. Своих одноклассников я нашел на стадионе, но у них задача тоже была не решена. Я успокоился и вместе со всеми поиграл в футбол.
Зайдя в класс после звонка, я вдруг выяснил, что отличник Сахаров задачу решил. Пока я от злости и отчаяния жестикулировал около отличника, в класс прошел Харлампий Диогенович. Я с ужасом стал ждать, что меня вызовут первым к доске.
Задачу решил даже Адольф Комаров, который сидел со мной за одной партой. Он любил руки держать на промокашке, а меня это сильно раздражало.
После некоторых манипуляций Харлампий Диогенович стал смотреть на класс. Я притаился. Но тут стали выяснять, кто дежурный, затем доктор и медсестра перепутали класс. Им нужен был пятый «А» класс, чтобы сделать прививки от тифа. Я набрался наглости и вызвался их проводить. Меня отпустили. По дороге я сообщил докторше, что на следующем уроке мы пойдем в музей. Вспомнил, как ученик нашей школы украл в музее кинжал, чтобы с ним пойти на фронт.
И тут докторша, и медсестра, чтобы нас не упустить развернулись и пошли в наш класс делать уколы. Я побежал в класс, чтобы оказаться там раньше их. Около доски страдал Авдеенко. Его мучения прервали медики, которые объявили о начале прививок. Стали вызывать самого смелого, но никто не откликнулся. Тогда математик вызвал Авдеенко. Весь класс позавидовал ему, когда он отошел со сделанной прививкой. Только Алик Комаров бледнел все больше и больше. К моменту, когда его вызвали, он был весь белый как стена. После укола он хотел упасть в обморок, но ему сунули флакончик под нос и он пришел в себя.
Мне тоже сделали укол, вел я себя геройски. После ухода медиков, Харлампий Диогенович стал задумчивым. Он начал перебирать четки и рассказывать, как один юноша захотел совершить тринадцатый подвиг Геракла, только не храбростью, а трусостью.
И тут он вызвал меня к доске, чтобы я рассказал, как я решил задачу. Мысли мои путались и я не мог сосредоточиться. Все, что я мог, это повторять слово «артиллерийский снаряд».
Весь класс смеялся надо мной, потому что я был смешным. Я стал серьезно относиться к домашним заданиям. Я с благодарностью вспоминаю уроки математика, потому что он приучил нас с юмором относиться к неудачам, а наши пороки он просто высмеивал.