Жила собі бабуся і їй було скучно. Вона купила корішок квітка тільки ця квітка була чарівна. Бабуся кожний ранок квітку поливала. На стала довга-довга зима і квітка умирала але бабуся забрала її додому.Так вони жили разом.
7 votes Thanks 1
eva994458
Жила собі бабуся і їй було скучно. Вона купила корішок квітка тільки ця квітка була чарівна. Бабуся кожний ранок квітку поливала. На стала довга-довга зима і квітка умирала але бабуся забрала її додому.Так вони жили разом.
Или длине е
Бабушка была небольшая, высохшая и тонкая. На темном ее лице жизнь оставила морщинистое письмо, а глаза были похожи на два бездонных колодца. Дед тоже был сухой, тоненький, как дубовая жердь, на которую надели полотняную рубашку навыпуск и подпоясали поясом. Бабья и дед дом стоял над дорогой, у самого леса. Этот совсем никудышный дом по окну увяз в землю. Она была подперта столбами, чтобы не разлезлись или не убежали во все стороны ее стены. С одной стороны к дому прилегало одно крыло огорода, а с другой – другое. На каждом крыле росло по большой груше. Груши были старые, дремучие, но каждую весну цвели по-молодому густо и пахуче. Под осень и осенью они осыпали вниз такой грушепад сахаристых дичек, что и не выбираешь их всех. На каждом крыле росли кусты барвинка. Казалось, что он и зимой зеленеет, потому что когда таяли снега, то на свет пробивались его плотные зеленые листья, не измученные холодом, не искалеченные морозом. А когда воздух становился по-матерински мягким и кротким, барвинок зацветал. А зацветал он так, как детские глаза земли смотрели на тебя доверчиво. Баба сердилась, когда срывали барвенковый цвет. Она вообще никогда не могла примириться с тем, что цветок срывают. Какой бы цветок ни был – бархатцы или розы, самые обычные калачики или настурции, лесные колокольчики или ромашки. Тем более бабушку гневило, когда кто-то неосторожно сбивал на огороде картофельный цвет, когда кто-то срывал лук со стрелкой, которая впоследствии могла бы дать семена. Тогда баба чернела, ворчала о каких-то камнях вместо сердец, о чьих-то хищных когтях вместо пальцев. Тогда к бабушке никто не подступался. А когда уже приходилось обращаться, говорили такими извиняющимися, елейными голосами, что самый твердый воск мог растаять. Только баба еще долго не таяла, и не отходило ее сердце. Любила она каждое растение, и, кажется, каждое растение отвечало ему такой же любовью. (По Е. Гуцалу .) (300 сл.)
Answers & Comments
Ответ:
Жила собі бабуся і їй було скучно. Вона купила корішок квітка тільки ця квітка була чарівна. Бабуся кожний ранок квітку поливала. На стала довга-довга зима і квітка умирала але бабуся забрала її додому.Так вони жили разом.
Или длине е
Бабушка была небольшая, высохшая и тонкая. На темном ее лице жизнь оставила морщинистое письмо, а глаза были похожи на два бездонных колодца. Дед тоже был сухой, тоненький, как дубовая жердь, на которую надели полотняную рубашку навыпуск и подпоясали поясом.
Бабья и дед дом стоял над дорогой, у самого леса. Этот совсем никудышный дом по окну увяз в землю. Она была подперта столбами, чтобы не разлезлись или не убежали во все стороны ее стены.
С одной стороны к дому прилегало одно крыло огорода, а с другой – другое. На каждом крыле росло по большой груше. Груши были старые, дремучие, но каждую весну цвели по-молодому густо и пахуче. Под осень и осенью они осыпали вниз такой грушепад сахаристых дичек, что и не выбираешь их всех.
На каждом крыле росли кусты барвинка. Казалось, что он и зимой зеленеет, потому что когда таяли снега, то на свет пробивались его плотные зеленые листья, не измученные холодом, не искалеченные морозом. А когда воздух становился по-матерински мягким и кротким, барвинок зацветал. А зацветал он так, как детские глаза земли смотрели на тебя доверчиво.
Баба сердилась, когда срывали барвенковый цвет. Она вообще никогда не могла примириться с тем, что цветок срывают. Какой бы цветок ни был – бархатцы или розы, самые обычные калачики или настурции, лесные колокольчики или ромашки.
Тем более бабушку гневило, когда кто-то неосторожно сбивал на огороде картофельный цвет, когда кто-то срывал лук со стрелкой, которая впоследствии могла бы дать семена. Тогда баба чернела, ворчала о каких-то камнях вместо сердец, о чьих-то хищных когтях вместо пальцев. Тогда к бабушке никто не подступался. А когда уже приходилось обращаться, говорили такими извиняющимися, елейными голосами, что самый твердый воск мог растаять. Только баба еще долго не таяла, и не отходило ее сердце.
Любила она каждое растение, и, кажется, каждое растение отвечало ему такой же любовью. (По Е. Гуцалу .) (300 сл.)