danila125688
В 1943 году написано стихотворение "Две строчки". Оно навеяно фактом корреспондентской биографии Твардовского: две строчки из записной книжки напомнили ему о бойце-парнишке, которого видел он убитым, лежащим на льду еще в ту незнаменитую войну с Финляндией, что предшествовала Великой Отечественной. И подвига он не совершил, и война незнаменитая, но жизнь ему была дана единственная- через нее- то и постигает художник подлинную трагедаю всякой войны, возникает пронзительное по силе лиризма ощущение необратимости потери. Стихотворение "Две строчки", можно сказать, безукоризненно. И какое глубокое, воистину христианское чувство пронизывает его - чувство отождествления себя с жертвой: Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду.
Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал, Да лед за полу придержал.. .
Вот когда тема действительно берет за душу, инерционно заполнять страницы однотипными строфами невозможно: как здесь, обязательно собьешься в размере. И эта разладица будет держать читателя за горло - всегда. Стихотворение бьет током энергии, его породившей и в нем же неиссякающей. Последнее восьмистишие этого поразительного стихотворения вообще непонятно как "сделано", ибо оно не сделано, а проговорено как откровение (отсюда и его пронзительное косноязычие) : Среди большой войны жестокой, С чего - ума не приложу, - Мне жалко той судьбы далекой, Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу.
Answers & Comments
книжки напомнили ему о бойце-парнишке, которого видел он убитым, лежащим на льду еще в ту незнаменитую войну с Финляндией, что предшествовала Великой Отечественной. И подвига он не совершил, и война незнаменитая, но жизнь ему была дана единственная- через нее- то и постигает художник подлинную трагедаю всякой войны, возникает пронзительное по силе лиризма ощущение необратимости потери. Стихотворение "Две строчки", можно сказать, безукоризненно. И какое глубокое, воистину христианское чувство пронизывает его - чувство отождествления себя с жертвой:
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далёко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал,
Да лед за полу придержал.. .
Вот когда тема действительно берет за душу, инерционно заполнять страницы однотипными строфами невозможно: как здесь, обязательно собьешься в размере. И эта разладица будет держать читателя за горло - всегда. Стихотворение бьет током энергии, его породившей и в нем же неиссякающей. Последнее восьмистишие этого поразительного стихотворения вообще непонятно как "сделано", ибо оно не сделано, а проговорено как откровение (отсюда и его пронзительное косноязычие) :
Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу, -
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.