Что особенно было близко к Мережковскому в творении Лермонтова?
Answers & Comments
228nikita227
В анализе “литературной личности” Лермонтова, Мережковский говорит о знаменательной связи между физическим страданием и нравственным здоровьем. Болезнь, сумасшествие, уродство здесь вовсе не означают отрицания земного бытия: они скрывают более глубокое его утверждение. Как ницшевский философ-аскет, который способен смело встретить наихудшее и почерпнуть в нем новые силы, Лермонтов предоставляет сяМережковскому русские образцы жизнеутверждающего вопреки всему сознания. Анализируя жизнь и творчество Лермонтова он подвергает резкой критике покорность и стремление к примирению с действительностью, которые он видит в большей части русской литературы ХIХ века. Дионисийца Лермонтова он считает принесенным в жертву “козлом отпущения” всей русской литературы (Мережковский, Х, 296).. Он полагает, что творчество Лермонтова недооценивалось и даже с презрением отвергалось из-за его метафизического бунта. Мережковский дает новую оценку Лермонтову как писателю и носителю духовной силы, полагая, что именно в нем следует искать зерно нравственного возрождения. Дискредитируя Лермонтова, доказывает Мережковский, русские писатели сами подавили в себе силу, составляющ4ю сущность великой религиозной культуры. Лермонтов – первый русский писатель, сублимировавший примитивную дионисийскую энергию и, не подавляя ее полностью, направивший в нужное русло. Мережковский представляет самого Лермонтова и его лирического героя как страдающего Демона (Мережковский, Х, 26). Как дионийские греки Ницше использовали блестящие маски олимпийской мифопоэзии и трагическое празднество, чтобы защититься от ужаса перед жестоким Дионисом, так Лдермонтов своей пошлой буффонадой и бунтарством лирического героя драпирует открывшуюся ему пустоту, видение, которое, будь оно вполне осознано современниками, сделало бы поэта совершенным изгоем. Заглядывая под маску Лермонтова, Мережковский обнаруживает темный, страдающий дух, прозревающий иную, страшную жизнь – жизнь до колыбели и жизнь за гробом. Эта прикосновенность к иному побуждала Лермонтова бросать вызов земной судьбе и подвергать сомнению Божий промысел. Мережковский сравнивает Лермонтова с Иовом, которого Бог любил, но обрек на муки, и чья любовь к Богу и к жизни укреплялась испытаниями. Мережковский обнаруживает, что Лермонтов, с его чувством демонического, потустороннего с его вызовом Богу, приходит к пониманию наивысшей ценности жизни: в поэме “Мцыри” он выражает “наземную любовь к земле” (Мережковский, Х, 325). Своим стремлением к жизни, воспеванием природы, желанием любить Лермонтов достигает того, что не удалось ни одному писателю XIX века; он прроводит “начало какой-то новой святыни” (Мережковский, Х, 325). Мережковский приходит к выводу, что в творчестве Лермонтова следует искать изначальные корни русского религиозного ренессанса.
Answers & Comments
Анализируя жизнь и творчество Лермонтова он подвергает резкой критике покорность и стремление к примирению с действительностью, которые он видит в большей части русской литературы ХIХ века. Дионисийца Лермонтова он считает принесенным в жертву “козлом отпущения” всей русской литературы (Мережковский, Х, 296).. Он полагает, что творчество Лермонтова недооценивалось и даже с презрением отвергалось из-за его метафизического бунта. Мережковский дает новую оценку Лермонтову как писателю и носителю духовной силы, полагая, что именно в нем следует искать зерно нравственного возрождения. Дискредитируя Лермонтова, доказывает Мережковский, русские писатели сами подавили в себе силу, составляющ4ю сущность великой религиозной культуры.
Лермонтов – первый русский писатель, сублимировавший примитивную дионисийскую энергию и, не подавляя ее полностью, направивший в нужное русло. Мережковский представляет самого Лермонтова и его лирического героя как страдающего Демона (Мережковский, Х, 26). Как дионийские греки Ницше использовали блестящие маски олимпийской мифопоэзии и трагическое празднество, чтобы защититься от ужаса перед жестоким Дионисом, так Лдермонтов своей пошлой буффонадой и бунтарством лирического героя драпирует открывшуюся ему пустоту, видение, которое, будь оно вполне осознано современниками, сделало бы поэта совершенным изгоем. Заглядывая под маску Лермонтова, Мережковский обнаруживает темный, страдающий дух, прозревающий иную, страшную жизнь – жизнь до колыбели и жизнь за гробом. Эта прикосновенность к иному побуждала Лермонтова бросать вызов земной судьбе и подвергать сомнению Божий промысел. Мережковский сравнивает Лермонтова с Иовом, которого Бог любил, но обрек на муки, и чья любовь к Богу и к жизни укреплялась испытаниями. Мережковский обнаруживает, что Лермонтов, с его чувством демонического, потустороннего с его вызовом Богу, приходит к пониманию наивысшей ценности жизни: в поэме “Мцыри” он выражает “наземную любовь к земле” (Мережковский, Х, 325). Своим стремлением к жизни, воспеванием природы, желанием любить Лермонтов достигает того, что не удалось ни одному писателю XIX века; он прроводит “начало какой-то новой святыни” (Мережковский, Х, 325). Мережковский приходит к выводу, что в творчестве Лермонтова следует искать изначальные корни русского религиозного ренессанса.