Личность его представлялась загадочной и странной. "Это один из самых умных людей в России", - заметил о нем Пушкин, и редкий человек, знавший драматурга, не повторил того же. А это были разные люди, каждый со своим представлением об уме (вспомним рассуждения грибоедовской героини: "...что гений для иных, а для иных чума... "). Обаяние личности Грибоедова было неодолимо. Показательны отзывы о нем педанта и службиста (по-своему неглупого) Н. Н. Муравьева-Карского. "Человек весьма умный и начитанный, - брюзжит полковник при первом знакомстве с поэтом, - но он мне показался слишком занят собой". Чуть позже он через силу, явно нехотя, признает: "Человек сей очень умен и имеет большие познания". И наконец, не может уже подавить невольного восхищения: "Образование и ум его необыкновенны".Ум Грибоедова воспринимался в качестве абсолютной величины, чуждающейся ограничительных определений (таких, например, как "практический", "язвительный", "книжный" и т. п.) . Это необходимо подчеркнуть хотя бы с той целью, чтобы не сводить разговор об уме Грибоедова к нередкому, к сожалению, в критической литературе суррогату: политическому скептицизму. Вот эту сущность грибоедовских высших требований к себе и следует иметь в виду, оценивая его личность, внешнюю неожиданность некоторых его поступков, приступы отчаяния (всегда преодолеваемого, однако) , - то противоборство "пылких страстей" и "могучих обстоятельств", которое наложило печать на всю судьбу Грибоедова.