Принц с истинно царскою добротою и деликатностью выслал всех слуг, чтобы они своим чопорным присутствием не смущали его оборвыша-гостя; сам же подсел к нему поближе и, пока Том ел, засыпал его вопросами:

– Как тебя зовут, мальчуган?

– Том Канти, сэр… ваша милость.

– Странное имя. Где ты живешь?

– В городе. В Оффаль-Корде, за Пуддинг-Лэном.

– Оффаль-Корд! Престранное название! А родители у тебя есть?

– Не только родители, сэр, но и бабушка, которую я терпеть не могу, – прости мне, Господи! – и сестры-двойняшки, Нани и Бетти.

– Что же, твоя бабушка дурно с тобой обращается, что ли?

– Не со мной одним; она со всеми такая, с вашего позволения, сэр. Презлющая старуха: только и знает, что ругается да дерется.

– Неужели ты хочешь сказать, что она тебя бьет?

– Только тогда и не бьет, когда спит или мертвецки пьяна. А как проснется, так и начнет тузить да таскать за волосы.

– Бьет тебя? – воскликнул принц, и глаза его сверкнули гневом.

– Еще как, сэр!

– Тебя! Такого худенького и маленького… Так слушай: она сегодня же будет в Тауэре. Король, мой отец, прикажет…

– Но вы забываете, сэр, что она простолюдинка, нищая, а в Тауэр сажают только знатных вельмож.

– Да, да, это правда. Я об этом совсем позабыл. Ну, все равно; я это обдумаю, и будь спокоен, уж я придумаю для нее наказание. Хорошо… Ну, а отец у тебя добрый?

– Не добрее бабушки, сэр.

– Должно быть – все отцы одинаковы: у моего отца нрав тоже крутенек. Рука у него претяжелая; только меня он никогда и пальцем не трогает, а бранить – часто бранит, надо признаться… Скажи, а мать у тебя добрая?

– Мать очень добрая, сэр, никогда меня не обижает. Наин и Бетти тоже предобрые девочки.

– Сколько им лет?

– Пятнадцать исполнилось, ваша милость.

– Леди Елизавете, моей сестре, четырнадцать, а кузина, леди Грей, – моя ровесница, и обе прехорошенькие и тоже премилые девочки; зато другая моя сестра, леди Мэри, с ее суровым лицом и… Послушай, разве твои сестры тоже запрещают своим служанкам смеяться, чтобы не погубить свою душу?

– Служанкам! Неужели вы думаете, сэр, что у них есть служанки?

– А разве нет? – спросил принц, с недоумением глядя на своего гостя. – Ведь надо же их раздеть на ночь и одеть поутру, когда они встанут?

– Это еще к чему? Не могут же они спать без платья, как звери?

– Как без платья? Разве на них только и есть одежды, что одно платье?

– А то как же, ваша милость? Да и зачем им больше? Ведь у каждой из них только по одному телу.

– Вот так потеха! Прости, голубчик, я не хотел тебя обидеть.

*    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *     *     *     *     *

Мало-помалу краска гнева сбежала с лица короля, и он опять с нежностью обратился к сыну:

– Поцелуй меня, дитя мое. Вот так… Но отчего ты дрожишь? Чего ты боишься? Разве я не твой любящий отец?

– Вы слишком добры ко мне, недостойному, всемилостивейший и могущественный монарх. Мне ли этого не понимать и не чувствовать! Но… но мне больно, что из-за меня, быть может, ускорится смерть человека и…

– Ах, как это на тебя похоже, как похоже! Правда, рассудок твой пострадал, зато сердце осталось таким же сострадательным и благородным. Но я не потерплю, чтобы этот герцог стоял у тебя на дороге. Я хочу посадить на его место другого, который не запятнает своего высокого сана изменой. Забудь же о нем, дитя мое, и не беспокой больше попусту своей бедной головки.

– Но ведь я не буду причиной его смерти, Ваше Величество? Долго ли еще ему оставалось бы жить, если б не этот случай?

– Не думай о нем больше, дитя мое; он этого не стоит. Поцелуй меня еще раз и ступай порезвись и позабавься: мне что-то нехорошо. Я устал и хочу отдохнуть. Ступай со своим дядей Гертфордом и приходи опять, когда я отдохну.

Том с тяжелым сердцем вышел из комнаты...................