М. Чюрлёнис – это уникальное явление в мировой культуре. Чем больше вглядываешься, вслушиваешься и вдумываешься в его творчество, тем яснее осознаёшь, что он создал свой художественный язык, который до сих пор не разгадан и не может быть переведён на общепринятый язык. Б. Леман сказал, что «он (Чюрлёнис) слишком ясно видел и слишком много знал». Cовременники художника единодушно отмечают, что это был сердечный и открытый человек, довольно скромный. «Когда Чюрлёнис был с нами, все мы были лучше. Рядом с ним не могло быть ни плохого человека, ни злых чувств. Он разливал вокруг себя какой-то свет», – так отзывалась о нём Галина Вельман, супруга английского консула в Варшаве. Единственное, чего он не переносил в людях, – это требование объяснить его творчество: «...почему они не смотрят. Почему не напрягают свою душу! Ведь каждый по-иному подходит и иначе воспринимает произведения искусства». Раз таковым было желание художника, то и мы будем придерживаться его принципов – только рассказывать и показывать, но не разъяснять. Смотрим, думаем и размышляем...
И ещё одно высказывание: «Чурлёниса нужно смотреть, понимая, что в его картинах вообще нет излишних подробностей, как нет подробностей вообще – в них всё главное. Язык картин прост, ясен и целен, а само творчество Чурлёниса есть зрительное откровение прекрасного гармоничного мира, вечной беспредельной жизни» (В. Чудновский).
Тот мир, который существовал в душе Чюрлёниса (и, к слову, существует в душе любого человека), он старался выразить одновременно на трёх языках: музыкальном, изобразительном и литературном. Но чаще он говорил всё-таки на музыкально-изобразительном языке: выражая музыку средствами живописи и создавая живописные полотна, используя музыкальную терминологию и звучание цвета . Может быть, поэтому и не можем мы до конца осознать его творчество, что не умеем мыслить одновременно на нескольких языках?
Answers & Comments
Ответ:
М. Чюрлёнис – это уникальное явление в мировой культуре. Чем больше вглядываешься, вслушиваешься и вдумываешься в его творчество, тем яснее осознаёшь, что он создал свой художественный язык, который до сих пор не разгадан и не может быть переведён на общепринятый язык. Б. Леман сказал, что «он (Чюрлёнис) слишком ясно видел и слишком много знал». Cовременники художника единодушно отмечают, что это был сердечный и открытый человек, довольно скромный. «Когда Чюрлёнис был с нами, все мы были лучше. Рядом с ним не могло быть ни плохого человека, ни злых чувств. Он разливал вокруг себя какой-то свет», – так отзывалась о нём Галина Вельман, супруга английского консула в Варшаве. Единственное, чего он не переносил в людях, – это требование объяснить его творчество: «...почему они не смотрят. Почему не напрягают свою душу! Ведь каждый по-иному подходит и иначе воспринимает произведения искусства». Раз таковым было желание художника, то и мы будем придерживаться его принципов – только рассказывать и показывать, но не разъяснять. Смотрим, думаем и размышляем...
И ещё одно высказывание: «Чурлёниса нужно смотреть, понимая, что в его картинах вообще нет излишних подробностей, как нет подробностей вообще – в них всё главное. Язык картин прост, ясен и целен, а само творчество Чурлёниса есть зрительное откровение прекрасного гармоничного мира, вечной беспредельной жизни» (В. Чудновский).
Тот мир, который существовал в душе Чюрлёниса (и, к слову, существует в душе любого человека), он старался выразить одновременно на трёх языках: музыкальном, изобразительном и литературном. Но чаще он говорил всё-таки на музыкально-изобразительном языке: выражая музыку средствами живописи и создавая живописные полотна, используя музыкальную терминологию и звучание цвета . Может быть, поэтому и не можем мы до конца осознать его творчество, что не умеем мыслить одновременно на нескольких языках?
Объяснение: