Стихотворение, появившееся в марте 1871 г., стало поэтическим откликом на значительный успех российской дипломатической службы. Канцлер Горчаков добился отмены так называемой нейтрализации, согласно которой России возбранялось иметь военный флот на Черном море. Некоторые исследователи указывают на заслуги самого Тютчева, состоявшего под началом Горчакова и влиявшего на решения руководителя.
На конкретный характер лирической ситуации указывают топонимы, фигурирующие в названии и тексте, а также хронологический ориентир, открывающий зачин. Последнее замечание осложняется исторической аллюзией, отсылающей к печальным итогам Крымской войны.
Просчеты прошлого вынудили лирическое «мы» к борьбе, успешное завершение которой знаменуется «ударом последним» севастопольских орудий. Последнее слово, определившее торжественную картину настоящего, принадлежит харизматичному повелителю, российскому царю. Его образ, решенный в духе одических традиций, наделен исключительным могуществом: перед ним отступают враждебные силы, вынашивавшие захватнические идеи. Сопротивление неприятеля, занятого идеологической войной, метафорически уподобляется труду строителя или архитектора. Честное и справедливое царское слово в состоянии разрушить постройки, возведенные дерзкими и лживыми самоуправцами.
Положительные перемены несут за собой освобождение, возрождение к жизни. Военный порт и крепость, подобно сказочной принцессе, пробуждается от «заколдованного сна». Живописной зарисовкой, иллюстрирующей философские идеи Тютчева, служат пушкинские цитаты, включенные в анализируемый текст. Свободная морская стихия становится символом новой жизни севастопольского города-крепости, демонстрирует его многообещающий потенциал. Черноморский флот удостаивается эпитета «бессмертный» – не подвластный «урону» и времени.
Произведение завершается еще одной аллюзией: триумф настоящего принесет успокоение душе императора Николая I, чья кончина совпала с известиями о поражении российских сил в Крымской кампании.
Answers & Comments
Стихотворение, появившееся в марте 1871 г., стало поэтическим откликом на значительный успех российской дипломатической службы. Канцлер Горчаков добился отмены так называемой нейтрализации, согласно которой России возбранялось иметь военный флот на Черном море. Некоторые исследователи указывают на заслуги самого Тютчева, состоявшего под началом Горчакова и влиявшего на решения руководителя.
На конкретный характер лирической ситуации указывают топонимы, фигурирующие в названии и тексте, а также хронологический ориентир, открывающий зачин. Последнее замечание осложняется исторической аллюзией, отсылающей к печальным итогам Крымской войны.
Просчеты прошлого вынудили лирическое «мы» к борьбе, успешное завершение которой знаменуется «ударом последним» севастопольских орудий. Последнее слово, определившее торжественную картину настоящего, принадлежит харизматичному повелителю, российскому царю. Его образ, решенный в духе одических традиций, наделен исключительным могуществом: перед ним отступают враждебные силы, вынашивавшие захватнические идеи. Сопротивление неприятеля, занятого идеологической войной, метафорически уподобляется труду строителя или архитектора. Честное и справедливое царское слово в состоянии разрушить постройки, возведенные дерзкими и лживыми самоуправцами.
Положительные перемены несут за собой освобождение, возрождение к жизни. Военный порт и крепость, подобно сказочной принцессе, пробуждается от «заколдованного сна». Живописной зарисовкой, иллюстрирующей философские идеи Тютчева, служат пушкинские цитаты, включенные в анализируемый текст. Свободная морская стихия становится символом новой жизни севастопольского города-крепости, демонстрирует его многообещающий потенциал. Черноморский флот удостаивается эпитета «бессмертный» – не подвластный «урону» и времени.
Произведение завершается еще одной аллюзией: триумф настоящего принесет успокоение душе императора Николая I, чья кончина совпала с известиями о поражении российских сил в Крымской кампании.