Напишите сжатое изложение. Заранее спасибо)
Кто-то из русских писателей в начале века сказал:«Произошло два события одинаковой важности: люди на­учились летать и люди разучились удивляться этому».

Не знаю, от чего больше зависит горестная утрата спо­собности удивляться — от роста культуры, от глубины зна­ний, от цивилизованности или от какого-то всеобщего оту­пения чувств, от обжорства этим самым техническим прогрессом.

Нет, я тоже перестал удивляться лунному грунту, зон­дированию Венеры, чудовищным скоростям на Земле. Но парашютику одуванчика я — представьте себе — всё ещё удив­ляюсь. Я и пишу-то это, может быть, только для того, что­бы вы оторвали на минуту свой утомлённый взгляд от бес­прерывного, бесконечного мелькания (телевизор, кино, автомобили, поезда, самолёты, прохожие, огни реклам, лица продавщиц, двери троллейбусов, эскалаторы, телефонные диски — весь мелькающий мир, когда он мчится и завихря­ется вокруг вас или когда вы мчитесь сквозь него со скорос­тью автомобиля, поезда, самолёта) и остановили бы его, свой yтoмлённый взгляд, на огромной неподвижной капле влаги, скопившейся в сборчатом и ворсистом листе манжетки. Или на парашюте одуванчика.

Вы подняли пушистый цветок над головой (кто же это сказал красиво и точно: «Одуванчик из солнца уже превратился в луну»?) и дунули на него. Пушинки бойко и дружно взмывают вверх, потом, относимые ветерком, начинают наискось падать, опускаться на землю. И пока вы следите за ними, пока они летят, сначала беленькие и чёткие на фоне синего неба, а потом переплывут на фон зелёной травы, что-то успеет оттаять в вас. Проклюнется из мёртвого холода слабый первый толчок душевного пульса, и вы поймёте, что душа в вас жива, но только она заморожена.