опишите свои впечатления от одного из этюдов Шопена, Шумана, Дебюсси, Скрябина, Рахманинова.
Answers & Comments
fytbalist000
Жанр этюда в общем понятен и традиционен. Первоначально этюды для фортепьяно служили только инструктивными пособиями для развития и поддержания различных форм пианистической техники. Однако постепенно эти этюды становились настоящими, самоценными художественными произведениями. Со временем это привело к созданию таких бессмертных шедевров, как этюды Шопена, Листа, Шумана, Скрябина, Рахманинова. Эти этюды никак нельзя назвать, как это бывает в изобразительном искусстве, какими-то эскизами или набросками, часто незаконченными, незавершенными.
Рахманинов назвал свои этюды "этюдами-картинами", подчеркивая их образный и эмоциональный строй, целиком проникнутый духом и очарованием русской природы. Впрочем, можно сказать,что это название в большой степени условно, так же, как и названия других замечательных фортепьянных пьес Рахманинова - музыкальных моментов и прелюдий; иногда кажется, что эти названия можно свободно поменять местами.
Остановимся на этюд-картине g (ор.33 №5).
В книге воспоминаний о С.Рихтере, составленной режиссером Ю.Борисовым, приводятся слова Рихтера о том, что эта этюд-картина - ор.33 №5 - "белогвардейская", и в связи с ней надо читать "Дни Турбиных" Булгакова. (Впрочем, из-за путаницы с нумерацией этюдов-картин ор.33 неясно, относится ли это замечание к этой этюд-картине, соль-минор, или к посмертной ре-минорной). Некоторые музыковеды, например, Б.С Никитин, написавший серьезные книги о Рахманинове, считают, что эта этюд-картина, соль минор, - музыкальное впечатление от картины швейцарского художника Арнольда Беклина "Утро". Я не знаю этой картины и поделюсь своим собственным видением.
Это очень, очень печальная музыка, вся как бы настоенная на русской природе, ее просторах, далях, цветах, запахах. Дважды звучит медленная, монотонно ниспадающая, как ветви ивы, прекрасная мелодия, на которую грустным замирающим эхом откликаются подголоски в нижнем регистре. Плачет земля, тоскуют одинокие деревья. Мы чувствуем терпкий запах полевых цветов и трав. Мы замираем, любуясь непритязательной красотой диких лесных полян, постепенно, постепенно открывающихся взору. Мы слышим, как собирается, гремит и проходит грозовой дождь.
И снова, на прощанье, медленно возникают, как бы выплывают, отголоски той же первоначальной, бесконечно близкой сердцу печальной картины-мелодии. Заканчивается пьеса тихим, суровым и мужественным заключением, где отзвуки печальной мелодии, повторенные многократным раскатистым эхом, взмывают ввысь и растворяются в необъятных туманных далях...
Музыка напоминает картину Левитана "Над вечным покоем", но, пожалуй, у него нет мотивов такой глубокой печали. Наверное, стоит вспомнить и стихи Гейне в гениальном переводе Лермонтова:
На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна. И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Покрыта, как ризой, она.
И, может быть, этой музыке особенно созвучны трагические строки друга Рахманинова - Ивана Бунина из его "Жизни Арсеньева", где рассказчик вспоминает о заброшенной могиле своей матери, оставленной далеко-далеко, на бескрайних просторах России...
Перед исполнением этой этюд-картины Рахманинова хочется вспомнить об одном полумистическом эпизоде, описанном в книге упомянутого музыковеда Б.С.Никитина о Рахманинове.
По приглашению внука композитора, Александра Васильевича Рахманинова, Б.С.Никитин посетил семейное имение Рахманиновых в Швейцарии - "Сенар", названное так еще самим Сергеем Васильевичем по начальным буквам имен и фамилии Рахманинова и его жены Натальи.
Жена внука Рахманинова по просьбе Б.С,Никитина оставила его посидеть в кабинете композитора, где рождались его гениальные творения. Казалось бы, нервы у бывшего контрразведчика, капитана 1 ранга Никитина должны были быть достаточно крепкими, но через несколько минут в полной тишине рахманиновского кабинета он услышал какую-то тихую неизвестную музыку.
Через некоторое время возвратилась жена внука Рахманинова, улыбнулась, глядя на растерянное лицо гостя, и сказала: "Ну что, Вы тоже слышали эту музыку? Многие ее тут слышат..."
Далее Б.С.Никитин пишет, что он, конечно, не делает по этому поводу никаких выводов и утверждений, а просто рассказал о своих впечатлениях.
Answers & Comments
Рахманинов назвал свои этюды "этюдами-картинами", подчеркивая их образный и эмоциональный строй, целиком проникнутый духом и очарованием русской природы. Впрочем, можно сказать,что это название в большой степени условно, так же, как и названия других замечательных фортепьянных пьес Рахманинова - музыкальных моментов и прелюдий; иногда кажется, что эти названия можно свободно поменять местами.
Остановимся на этюд-картине g (ор.33 №5).
В книге воспоминаний о С.Рихтере, составленной режиссером Ю.Борисовым, приводятся слова Рихтера о том, что эта этюд-картина - ор.33 №5 - "белогвардейская", и в связи с ней надо читать "Дни Турбиных" Булгакова. (Впрочем, из-за путаницы с нумерацией этюдов-картин ор.33 неясно, относится ли это замечание к этой этюд-картине, соль-минор, или к посмертной ре-минорной).
Некоторые музыковеды, например, Б.С Никитин, написавший серьезные книги о Рахманинове, считают, что эта этюд-картина, соль минор, - музыкальное впечатление от картины швейцарского художника Арнольда Беклина "Утро". Я не знаю этой картины и поделюсь своим собственным видением.
Это очень, очень печальная музыка, вся как бы настоенная на русской природе, ее просторах, далях, цветах, запахах. Дважды звучит медленная, монотонно ниспадающая, как ветви ивы, прекрасная мелодия, на которую грустным замирающим эхом откликаются подголоски в нижнем регистре. Плачет земля, тоскуют одинокие деревья. Мы чувствуем терпкий запах полевых цветов и трав. Мы замираем, любуясь непритязательной красотой диких лесных полян, постепенно, постепенно открывающихся взору. Мы слышим, как собирается, гремит и проходит грозовой дождь.
И снова, на прощанье, медленно возникают, как бы выплывают, отголоски той же первоначальной, бесконечно близкой сердцу печальной картины-мелодии. Заканчивается пьеса тихим, суровым и мужественным заключением, где отзвуки печальной мелодии, повторенные многократным раскатистым эхом, взмывают ввысь и растворяются в необъятных туманных далях...
Музыка напоминает картину Левитана "Над вечным покоем", но, пожалуй, у него нет мотивов такой глубокой печали.
Наверное, стоит вспомнить и стихи Гейне в гениальном переводе Лермонтова:
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна.
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Покрыта, как ризой, она.
И, может быть, этой музыке особенно созвучны трагические строки друга Рахманинова - Ивана Бунина из его "Жизни Арсеньева", где рассказчик вспоминает о заброшенной могиле своей матери, оставленной далеко-далеко, на бескрайних просторах России...
Перед исполнением этой этюд-картины Рахманинова хочется вспомнить об одном полумистическом эпизоде, описанном в книге упомянутого музыковеда Б.С.Никитина о Рахманинове.
По приглашению внука композитора, Александра Васильевича Рахманинова, Б.С.Никитин посетил семейное имение Рахманиновых в Швейцарии - "Сенар", названное так еще самим Сергеем Васильевичем по начальным буквам имен и фамилии Рахманинова и его жены Натальи.
Жена внука Рахманинова по просьбе Б.С,Никитина оставила его посидеть в кабинете композитора, где рождались его гениальные творения. Казалось бы, нервы у бывшего контрразведчика, капитана 1 ранга Никитина должны были быть достаточно крепкими, но через несколько минут в полной тишине рахманиновского кабинета он услышал какую-то тихую неизвестную музыку.
Через некоторое время возвратилась жена внука Рахманинова, улыбнулась, глядя на растерянное лицо гостя, и сказала: "Ну что, Вы тоже слышали эту музыку? Многие ее тут слышат..."
Далее Б.С.Никитин пишет, что он, конечно, не делает по этому поводу никаких выводов и утверждений, а просто рассказал о своих впечатлениях.