помагите пж дам 100 балов
Можно ток 1 , 2
Текст:
Едигей настоял на том, чтобы хоронили покойного на далѐком родовом

кладбище Ана-Бейит. У кладбища была своя история. Предание гласило, что

жуаньжуаны, захватившие Сары-Озеки в прошлые века, уничтожали память пленных

страшной пыткой: надеванием на голову шири — куска сыромятной верблюжьей кожи.

Высыхая под солнцем, шири стискивал голову раба подобно стальному обручу, и

несчастный лишался рассудка, становился манкуртом. Манкурт не знал, кто он, откуда,

не помнил отца и матери, — словом, не осознавал себя человеком. Он не помышлял о

бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжѐлую работу и, как собака, признавал лишь

хозяина.

Одна женщина по имени Найман-Ана нашла своего сына, превращѐнного в

манкурта.

Уже смеркалось. Над великими сарозеками опускалась, незримо вкрадываясь по

логам и долам красноватыми сумерками, еще одна ночь из бесчисленной череды

прошлых и предстоящих ночей. Белая верблюдица Акмая легко и свободно несла свою

хозяйку к большому табуну. Лучи угасающего солнца четко высветляли ее фигуру на

верблюжьем межгорбье. Настороженная и озабоченная Найман-Ана была бледна и

строга. Седина, морщины, думы на челе и в глазах, как те сумерки сарозекские,

неизбывная боль... Вот она достигла стада, поехала между пасущимися животными,

стала оглядываться, но сына не видно было. Его верховой верблюд с поклажей

почему-то свободно пасся, таща за собой повод по земле...

— Жоламан! Сын мой, Жоламан, где ты? – стала звать

Найман-Ана. Никто не появился и не откликнулся.

— Жоламан! Где ты? Это я, твоя мать! Где ты?

И, озираясь по сторонам в беспокойстве, не заметила она, что сын ее, манкурт,

пря- чась в тени верблюда, уже изготовился с колена, целясь натянутой на тетиве

стрелой. Отсвет солнца мешал ему, и он ждал удобного момента для выстрела.

— Жоламан! Сын мой! – звала Найман-Ана, боясь, что с ним что-то

случилось. Повернулась в седле. – Не стреляй! – успела вскрикнуть она и только было

понукнула белую верблюдицу Акмаю, чтобы развернуться лицом, но стрела коротко

свистнула, вонзаясь в левый бок под руку.

То был смертельный удар. Найман-Ана наклонилась и стала медленно падать,

цепля- ясь за шею верблюдицы. Но прежде упал с головы ее белый платок, который

превратился в воздухе в птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Как твое имя?

Твой отец Доненбай! Доненбай! Доненбай!»

С тех пор, говорят, стала летать в сарозеках по ночам птица Доненбай.

Встретив путника, птица Доненбай летит поблизости с возгласом: «Вспомни, чей ты?

Чей ты? Как твое имя? Имя? Твой отец Доненбай! Доненбай, Доненбай, Доненбай,

Доненбай!..»

То место, где была похоронена Найман-Ана, стало называться в сарозеках

кладбищем Ана-Бейит — Материнским упокоем...​