Серые заборы, пустыри с кучами всякого хлама понемногу перемежаются с подслеповатыми, ушедшими в землю хатками.

Удивительно, что этот безрадостный и бесцветный мир - мир девятилетнего ребёнка. Но именно эти мрачные картины города, похожего на кладбище, дают полное представление о том, что творится в душе маленького героя. Он одинок и покинут: отец, поглощенный горечью потери своей супруги, не дарит ему тепла и ласки, младшая сестра, к которой мальчик изначально питает нежные чувства, слишком мала, чтобы заменить ребёнку целую семью. Гнетущая обстановка, враждебность окружающих – всё это ранит восприимчивую детскую натуру. Мальчик чувствует себя нелюбимым и неприкаянным, он озлоблен и дик. Простые слова «любовь», «дружба», «правда» неведомы ему, потому что их нет в том мире, где он живёт. Люди, живущие рядом с ним, как серая масса, среди которой выделяются лишь обиженные Богом изгои: «профессор», спившийся чиновник Лавровский, генерал Туркевич. Только в уединении, в отсутствии несчастных изгнанников, населяющих его город, Вася находит отраду:

Мне нравилось встречать пробуждение природы; я бывал рад, когда мне удавалось вспугнуть заспавшегося жаворонка или выгнать из борозды трусливого зайца. Капли росы падали с верхушек трясунки, с головок луговых цветов, когда я пробирался полями к загородной роще.

Однако эта хрупкая любовь к прекрасному, как тонкий росток редкого цветка теряется в поле сорняков чёрствости и безысходности. Для обывателей Вася – бродяга, мальчишка, слоняющийся все дни напролет без дела по улице. Так никем непонятый и безымянный (для нас, читателей) мальчик живёт до того дня, как в его жизни появляются брат и сестра, сиротки Валек и Маруся. Только тогда мы узнаем, что зовут его Вася. Кажется, что и сам герой начинает сам себя узнавать. В нём пробуждаются интерес и любовь к людям. Впрочем, этому предшествует весьма показательная сцена знакомства маленьких бродяг:

Мы стали друг против друга и обменялись взглядами. Оглядев меня с головы до ног, мальчишка спросил:

- Ты здесь зачем?

- Так,- ответил я.- Тебе какое дело? Мой противник повел плечом, как будто намереваясь вынуть руку из кармана и ударить меня.

Я не моргнул и глазом.

- Я вот тебе покажу! - погрозил он. Я выпятился грудью вперед.

- Ну, ударь... попробуй!

Но вот проходит пара часов и детям  уже трудно расстаться. Противники становятся друзьями. Сцену расставанья Вася описывает уже в других тонах – трепетно и нежно:

Пожав руку моему новому знакомому, я протянул ее также и девочке. Она ласково подала мне свою крохотную ручонку и, глядя снизу вверх голубыми глазами, спросила:

- Ты придешь к нам опять?

- Приду,- ответил я,- непременно!..

В этот день многое изменилось в жизни Васи. Он узнал, что дети могут «жить не дома», но самое главное – он встретил родственные души. С этого момента происходит эволюция героя. Он перестаёт думать только о себе, как это было раньше. В нём просыпается чувство ответственности за новых друзей. Но дружба трёх сироток – это не бесконечные игры и шалости. Вася делает страшное открытие – его друзьям, чтобы выжить приходится воровать. Они – не ровня друг другу, ведь Вася - сын судьи, человека, который служит закону. Это гнетёт и беспокоит мальчика:

Я уходил потому, что не мог уже в этот день играть с моими друзьями по-прежнему, безмятежно. Чистая детская привязанность моя как-то замутилась... Хотя любовь моя к Валеку и Марусе не стала слабее, но к ней примешалась острая струя сожаления, доходившая до сердечной боли.

Вася остро переживает это открытие. Однако со временем он привыкает к тому, что некоторым людям приходится так жить. Новым испытанием и шагом к личному взрослению для него становится болезнь Маруси. Вся его невоплощенная любовь выплескивается к маленькой девочке. Он даже идёт на риск, принеся ей любимую куклу сестры. Как радуется он, видя малейшее облегчение Маруси! Но чуда не происходит: малышка умирает, а в доме узнают о пропаже. Кульминацией рассказа становится сцена в отцовском кабинете. Тот требует ответа от Васи: кому он отнес куклу, но мальчик непреклонен:

В эту минуту во мне сказался сын моего отца. Он не добился бы от меня иного ответа самыми страшными муками. В моей груди, навстречу его угрозам, подымалось едва сознанное оскорбленное чувство покинутого ребенка и какая-то жгучая любовь к тем, кто меня пригрел там, в старой часовне.