помогите с проблемой и комментарием

(1)Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние мальчишки, пока ещё не попали. (2)Время было голодное. (3)По студенческим кар­точкам нам давали всего по четыреста граммов хлеба. 
(4)А между тем даже сливочное масло, окорок, яйца, сметана су­ществовали в нашей комнате в общежитии — в тумбочке Мишки Ели­сеева, отец которого работал на складе и каждое воскресенье приходил к сыну и приносил свежую обильную еду. 
(5)На Мишкиной тумбочке висел замок. (6)Мы даже не подходили к ней: неприкосновенность чужого замка вырабатывалась у человека веками и была священна во все времена, исключая социальные катак­лизмы — стихийные бунты или закономерные революции. 
(7)Как-то зимой у нас получилось два выходных дня, и я ре­шил, что пойду к себе в деревню и принесу каравай чёрного хлеба. (8)Ребята меня отговаривали: далеко — сорок пять километров, на улице стужа и возможна метель. (9)Но я поставил себе задачу принести ребятам хлеб. 
(10)Утром, несмотря на разыгравшуюся метель, я добрался до ро­дительского дома. (11)Переночевав и положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился обратно к своим друзьям в студёном, голодном общежитии. 
(12)Должно быть, я простудился, и теперь начиналась болезнь. (13)Меня охватила невероятная слабость, и, пройдя по стуже двадцать пять километров, я поднял руку проходящему грузовику. 
— (14)Спирт, табак, сало есть? — грозно спросил шофёр. — (15)Э, да что с тобой разговаривать! 
— (16)Дяденька, не уезжайте! (17)У меня хлеб есть. 
(18)Я достал из мешка большой, тяжёлый каравай в надежде, что шофёр отрежет часть и за это довезёт до Владимира. (19)Но весь кара­вай исчез в кабине грузовика. (20)Видимо, болезнь крепко захватила меня, если даже само исчезновение каравая, ради которого я перенес такие муки, было мне уже безразлично. 
(21)Придя в общежитие, я разделся, залез в ледяное нутро посте­ли и попросил друзей, чтобы они принесли кипятку. 
—(22)А кипяток-то с чем?. . (23)Ты из дома-то неужели совсем ничего не принёс? 
(24)Я рассказал им, как было дело. 
— (25)А не был ли похож тот шофёр на нашего Мишку Елисеева? — спросил Володька Пономарев. 
— (26)Был, — удивился я, вспоминая круглую красную харю шо­фёра с маленькими серыми глазками. — (27)А ты как узнал? 
— (28)Да все хапуги и жадюги должны же быть похожи друг на друга! 
(29)Тут в комнате появился Мишка, и ребята, не выдержав, впер­вые обратились к нему с просьбой. 
—(30)Видишь, захворал человек. (31)Дал бы ему хоть чего-нибудь поесть. 
(32)Никто не ждал, что Мишку взорвёт таким образом: он вдруг начал орать, наступая то на одного, то на другого. 
—(33)Ишь, какие ловкие — в чужую суму-то глядеть! (34)Нет у меня ничего в тумбочке, можете проверить. (35)Разрешается. 
(36)При этом он успел метнуть хитрый взгляд на свой тяжёлый замок. 
(37)Навалившаяся болезнь, страшная усталость, сердоболие, вло­женное матерью в единственный каравай хлеба, бесцеремонность, с ко­торой у меня забрали этот каравай, огорчение, что не принес его, забота ребят, бесстыдная Мишкина ложь — всё это вдруг начало медленно клубиться во мне, как клубится, делаясь всё темнее и страшнее, июль­ская грозовая туча. (38)Клубы росли, расширялись, застилали глаза и вдруг ударили снизу в мозг тёмной волной. 
(39)Говорили мне потом, что я спокойно взял клюшку, которой мы крушили списанные тумбочки, чтобы сжечь их в печке и согреться, и двинулся к тумбочке с замком. (40)Я поднял клюшку и раз, и два, и вот уже обнажилось сокровенное нутро «амбара» : покатилась стеклян­ная банка со сливочным маслом, кусочками рассыпался белый-белый сахар, сверточки побольше и поменьше полетели в разные стороны, на дне под свертками показался хлеб. 
—(41)Всё это съесть, а тумбочку сжечь в печке, — будто бы рас­порядился я, прежде чем лёг в постель. (42)Самому мне есть не хоте­лось, даже подташнивало. (43)Скоро я впал в забытьё, потому что бо­лезнь вошла в полную силу. 
(44)Мишка никому не пожаловался, но жить в нашей комнате больше не стал. (45)Его замок долго валялся около печки, как ненуж­ный и бесполезный предмет. (46)Потом его унёс комендант общежи­тия. (По В. Солоухину) Солоухин Владимир Алексеевич (1924—1997) — русский писатель