Стою по пояс в луже - льет как из ведра. Эпоха плейстоцена как-то слишком неожиданно сменилась галоценом, и что со всем этим делать - никто толком не знает. К счастью, очередная порция вкусных зверей еще не успела вымереть, посему что кушать у нас пока есть. Соседский Гомо Сапиенс, правда, как обычно недоволен. Ставлю два бивня мамонта, что они уже вымрут к началу следующего тысячелетия - жалкие неженки. 

   Вплавь добираюсь до берега - скорее бы уже изобрели лодку. Шансы, кстати, на это есть все - вчера чуваки из соседнего племени придумали новый способ обработки нуклеуса. Теперь у нас, в общем-то, есть вкладышевые орудия - ситуацию это особо не поменяло, но резать мясо или шкуры, несомненно, стало проще. Уверен, что лучшие открытия еще впереди.

   Возвращаюсь на свою родную стоянку - не был тут целых две недели. Дождь не перестает идти, поэтому племени, скорее всего, нужно будет переехать обратно в пещеру. Это, конечно, прошлый век, но придется пойти  на такие меры. У поселения какое -то движение - кажется, притащили мамонта. Бедняга лежит у входа, исколотый копьями. Какой-то идиот - видимо, новенький, вгрызается в ногу огромного животного.                                      - Арф! - говорю я. Глупец, что ты делаешь? Жареное мясо гораздо вкуснее!  Тот в ответ потрясает топором. Он вызывает меня на поединок за то, что  я выставил его дураком перед племенем. В твою могилу не положат памятных орудий труда, говорит он, и ты не будешь интересен археологам  из будущего.  Это было грубо, говорю я. Мы начинаем плясать друг вокруг друга. Он хватает мою руку, но я вырываюсь, и тот падает. Бросает в меня топор, но промахивается. Племя, тем временем, собирается вокруг нас и, кажется, начинает делать ставки. Мой противник рычит. Я делаю удивленное лицо и указываю пальцем за его спину: гляди, там почти вымерший подвид овцебыка!

   Враг оборачивается, но быка нет. Когда он вновь поворачивается ко мне, я стою почти вплотную и бью его по его широкому носу. Нокаут, гонг. Побежденного уносят, теперь он будет вынужден целую неделю заниматься собирательством вместе с женщинами. Слабаков у нас не любят.                    

   Я прихожу в свою хижину. Крыша из шкур прохудилась, на полу мокро. Моя женщина изо всех сил старается вымести всю воду из дома, но палкой  у нее это плохо выходит.                                                                                                                             - Гррр, - говорит она. Отстойно, что нет ведра и швабры. Ну или тряпки, на худой конец - палкой совсем неудобно.   Я понимающе киваю и прижимаю ее к себе - она чудесно пахнет кореньями и потом. Мы не виделись долго, слишком долго - жизнь разведчика здорово вредит семейной жизни. Я провожу руками по ее бедрам.                                                                                                     - Шуу? - моя женщина смотрит на меня с мольбой. Нет, говорю я, новую шкуру я тебе не принес. Сейчас у меня нет возможности.                          Она отталкивает меня и заходится в крике. Ее голосу могла бы позавидовать Уитни, если бы та уже жила.                                                                          - Агрх! - кричит женщина. У соседки хижина с нормальной крышей, мясо свежее и муж всегда дома по вечерам, а дубина у него, между прочим,               больше, чем у тебя.                                                                                                                           - Уй! - говорю я, едва сдерживая злость. Мужчина твоей соседки только и делает, что сидит дома и возится с камнями. И вообще, говорю я, еще раз скажешь что-нибудь подобное, я отдам тебя в дар соседнему племени. Женщина возражает, что система даров развита только у североамериканских индейцев, а у нас, на территории будущей Франции, так не принято.                        

   Она права. Я пинаю камень, который подарил ей на годовщину, и выхожу на улицу. В доме слышится плач, но я стараюсь не обращать на него внимания. Хочется курить, но сигарет пока нету. Опять дождь, опять холод. До нормальной погоды еще несколько десятков тысяч лет.