Самое страшное в работе - остановиться и успокоится. Искренность в отношении, правда в обращении - вот дружба. Различишь прилежным взглядом, как две чайки, сидя рядом, там, на взморье плоскодонном, спят на камне озаренном. Доктор, маленький, сварливый старичок, несколько раз на дню заходил к дедушке. Прощай, свободная стихия. Последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой. А рядом, у проталинки, в траве, между корней, бежит, струится маленький серебряный ручей. Рассеянным взглядом, окинув присутствующих, он ни слова не говоря, вышел из гостиной. Все силы души его, все страсти, мечты, надежды, весь пыл и напор юности, - всё это хлынуло на волю. Капитан был любителем точных механизмов : барометров, секундомеров, хронометров и пишущих машинок. И всё это : и река, и прутья верболаза, и этот мальчишка - напомнило мне далёкие дни детства. Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит. В глуши что делать в эту пору? Усталый, я сел отдохнуть под большим кедром.
Answers & Comments
Ответ:
Самое страшное в работе - остановиться и успокоится. Искренность в отношении, правда в обращении - вот дружба. Различишь прилежным взглядом, как две чайки, сидя рядом, там, на взморье плоскодонном, спят на камне озаренном. Доктор, маленький, сварливый старичок, несколько раз на дню заходил к дедушке. Прощай, свободная стихия. Последний раз передо мной ты катишь волны голубые и блещешь гордою красой. А рядом, у проталинки, в траве, между корней, бежит, струится маленький серебряный ручей. Рассеянным взглядом, окинув присутствующих, он ни слова не говоря, вышел из гостиной. Все силы души его, все страсти, мечты, надежды, весь пыл и напор юности, - всё это хлынуло на волю. Капитан был любителем точных механизмов : барометров, секундомеров, хронометров и пишущих машинок. И всё это : и река, и прутья верболаза, и этот мальчишка - напомнило мне далёкие дни детства. Увы, он счастия не ищет и не от счастия бежит. В глуши что делать в эту пору? Усталый, я сел отдохнуть под большим кедром.