Близкие знакомые описывают Эйнштейна как человека общительного, дружелюбного, жизнерадостного, отмечают его доброту, готовность помочь в любую минуту, полное отсутствие снобизма, покоряющее человеческое обаяние[73]. Часто отмечается его превосходное чувство юмора. Когда Эйнштейна спрашивали, где находится его лаборатория, он, улыбаясь, показывал авторучку[74].
Эйнштейн страстно любил музыку, особенно сочинения XVIII века. В разные годы среди предпочитаемых им композиторов были Бах, Моцарт, Шуман, Гайдн и Шуберт, а в последние годы — Брамс[54]. Хорошо играл на скрипке, с которой нигде не расставался[75]. Из художественной литературы с восхищением отзывался о прозе Льва Толстого, Достоевского[C 6], Диккенса, пьесах Брехта. Увлекался также филателией, садоводством, плаванием на яхте[76] (даже написал статью о теории управления яхтой). В частной жизни был неприхотлив, в конце жизни неизменно появлялся в любимом тёплом свитере.
Несмотря на свой колоссальный научный авторитет, он не страдал излишним самомнением, охотно допускал, что может ошибаться, и если это случалось, публично признавал своё заблуждение. Так произошло, например, в 1922 году, когда он раскритиковал статью Александра Фридмана, предсказавшего расширение Вселенной. Получив затем письмо от Фридмана с разъяснением спорных деталей, Эйнштейн в том же журнале сообщил, что был неправ, а результаты Фридмана ценны и «проливают новый свет» на возможные модели космологической динамики.
Несправедливость, угнетение, ложь всегда вызывали его гневную реакцию. Из письма сестре Майе (1935)[54]:
Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали уважать то, что ценою огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие поколения… В конечном счёте основой всех человеческих ценностей служит нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о беспримерном величии Моисея. Какой контраст с нынешними людьми!
Самым ненавистным словом в немецком языке для него было Zwang — насилие, принуждение[77].
Лечащий врач Эйнштейна, Густав Букки, рассказывал[78], что Эйнштейн терпеть не мог позировать художнику, но стоило тому признаться, что рассчитывает благодаря его портрету выбраться из нужды, как Эйнштейн тут же соглашался и терпеливо высиживал перед ним долгие часы.
В конце жизни Эйнштейн кратко сформулировал свою систему ценностей[79]: «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщавшими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина».
Answers & Comments
Близкие знакомые описывают Эйнштейна как человека общительного, дружелюбного, жизнерадостного, отмечают его доброту, готовность помочь в любую минуту, полное отсутствие снобизма, покоряющее человеческое обаяние[73]. Часто отмечается его превосходное чувство юмора. Когда Эйнштейна спрашивали, где находится его лаборатория, он, улыбаясь, показывал авторучку[74].
Эйнштейн страстно любил музыку, особенно сочинения XVIII века. В разные годы среди предпочитаемых им композиторов были Бах, Моцарт, Шуман, Гайдн и Шуберт, а в последние годы — Брамс[54]. Хорошо играл на скрипке, с которой нигде не расставался[75]. Из художественной литературы с восхищением отзывался о прозе Льва Толстого, Достоевского[C 6], Диккенса, пьесах Брехта. Увлекался также филателией, садоводством, плаванием на яхте[76] (даже написал статью о теории управления яхтой). В частной жизни был неприхотлив, в конце жизни неизменно появлялся в любимом тёплом свитере.
Несмотря на свой колоссальный научный авторитет, он не страдал излишним самомнением, охотно допускал, что может ошибаться, и если это случалось, публично признавал своё заблуждение. Так произошло, например, в 1922 году, когда он раскритиковал статью Александра Фридмана, предсказавшего расширение Вселенной. Получив затем письмо от Фридмана с разъяснением спорных деталей, Эйнштейн в том же журнале сообщил, что был неправ, а результаты Фридмана ценны и «проливают новый свет» на возможные модели космологической динамики.
Несправедливость, угнетение, ложь всегда вызывали его гневную реакцию. Из письма сестре Майе (1935)[54]:
Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали уважать то, что ценою огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие поколения… В конечном счёте основой всех человеческих ценностей служит нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о беспримерном величии Моисея. Какой контраст с нынешними людьми!
Самым ненавистным словом в немецком языке для него было Zwang — насилие, принуждение[77].
Лечащий врач Эйнштейна, Густав Букки, рассказывал[78], что Эйнштейн терпеть не мог позировать художнику, но стоило тому признаться, что рассчитывает благодаря его портрету выбраться из нужды, как Эйнштейн тут же соглашался и терпеливо высиживал перед ним долгие часы.
В конце жизни Эйнштейн кратко сформулировал свою систему ценностей[79]: «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщавшими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина».