В блокированном Ленинграде начался голод. Смертельность от голода стала массовой. Специальные похоронные службы ежедневно подбирали только на улицах около сотни трупов.
Дети были разные, но что-то их всех объединяло. Не только необычный цвет лица, сливавшийся с выпавшим снегом, не только глаза, в которых застыл навсегдашний ужас блокады. Было в них ещё одно, общее - и в облике, и в тех-же лицах, и в губах, и в глазах, и ещё что-то, что рассмотреть можно было лишь только когда они вместе. Это выражалось в том, как вели они себя по отношению друг к другу и к взрослым, как стояли и брались за руки, выстроившись в колонны. И можно выразить так: дети войны. Страшное сочетание двух противоестественных слов. Дети здесь своим присутствием выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке по всем другим детям, которые не были рождены, по всем поколениям, которых ещё не было.
Answers & Comments
В блокированном Ленинграде начался голод. Смертельность от голода стала массовой. Специальные похоронные службы ежедневно подбирали только на улицах около сотни трупов.
Дети были разные, но что-то их всех объединяло. Не только необычный цвет лица, сливавшийся с выпавшим снегом, не только глаза, в которых застыл навсегдашний ужас блокады. Было в них ещё одно, общее - и в облике, и в тех-же лицах, и в губах, и в глазах, и ещё что-то, что рассмотреть можно было лишь только когда они вместе. Это выражалось в том, как вели они себя по отношению друг к другу и к взрослым, как стояли и брались за руки, выстроившись в колонны. И можно выразить так: дети войны. Страшное сочетание двух противоестественных слов. Дети здесь своим присутствием выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке по всем другим детям, которые не были рождены, по всем поколениям, которых ещё не было.