статье «Почему я выбрал Новую Гвинею?» (она была опубликована посмертно) Миклухо-Маклай писал, что именно на этом малоизученном острове первобытные люди менее всего затронуты влиянием цивилизации и это открывает исключительные возможности для антропологических и этнографических исследований.
И вот 20 сентября 1871 г. Миклухо-Маклай высадился на берегу залива Астролябия, близ селения Бонга, на северо-восточном берегу Новой Гвинеи. Племена и селения были здесь разобщены и постоянно враждовали друг с другом; каждый чужеземец, будь он белый, или черный, считался нежелательным гостем. Вражду, недоверие, подозрительность Миклухо-Маклай преодолел благодаря своей выдержке, мужеству, воле и исключительно гуманному отношению к островитянам.
«Папуасы разных береговых и горных деревень,— писал Миклухо-Маклай,— почти ежедневно посещали мою хижину, так как молва о моем пребывании распространялась все далее и далее… Незнакомые с огнестрельным оружием, которое я им до того времени не показывал, чтобы не увеличить их подозрительности и не отстранить их еще больше от себя, и, предполагая большие сокровища в моей хижине, они стали угрожать убить меня… Я принимал их угрозы в шутку или не обращал на них внимания… Не раз потешались они, пуская стрелы так, что последние очень близко пролетали около моего лица и груди, приставляли свои тяжелые копья вокруг головы и шеи и даже подчас без церемоний совали острие копий мне в рот или разжимали им зубы. Я отправлялся всюду невооруженный, и индифферентное молчание и полное равнодушие к окружающим были ответом на все эти любезности папуасов…». «Я скоро понял,— говорил впоследствии Миклухо-Маклай,— что моя крайняя беспомощность в виду сотен, даже тысяч, людей была моим главным оружием».
Это была мужественная и активная беспомощность. Ведь Миклухо-Маклай не избегал общения с папуасами — напротив, он входил в их хижины, лечил их, беседовал с ними (местный язык он освоил очень быстро), давал им всяческие советы, очень полезные и нужные. И спустя несколько месяцев Миклухо-Маклая горячо полюбили жители ближних и дальних селений. Он всюду стал желанным гостем, а это дало ему возможность беспрепятственно вести различные этнографические и антропологические наблюдения. В результате Миклухо-Маклай ознакомился с бытом, обычаями, хозяйством, материальной культурой и повседневным жизненным укладом папуасов. Опираясь на эти бесценные наблюдения, Миклухо-Маклай совершил величайшее открытие — открыл народ Новой Гвинеи. Его же предшественники наносили на карты лишь контуры огромного острова, который в сущности оставался до 1871 г. «страной в себе», «почти материком», населенным никому не ведомыми племенами.
Answers & Comments
статье «Почему я выбрал Новую Гвинею?» (она была опубликована посмертно) Миклухо-Маклай писал, что именно на этом малоизученном острове первобытные люди менее всего затронуты влиянием цивилизации и это открывает исключительные возможности для антропологических и этнографических исследований.
И вот 20 сентября 1871 г. Миклухо-Маклай высадился на берегу залива Астролябия, близ селения Бонга, на северо-восточном берегу Новой Гвинеи. Племена и селения были здесь разобщены и постоянно враждовали друг с другом; каждый чужеземец, будь он белый, или черный, считался нежелательным гостем. Вражду, недоверие, подозрительность Миклухо-Маклай преодолел благодаря своей выдержке, мужеству, воле и исключительно гуманному отношению к островитянам.
«Папуасы разных береговых и горных деревень,— писал Миклухо-Маклай,— почти ежедневно посещали мою хижину, так как молва о моем пребывании распространялась все далее и далее… Незнакомые с огнестрельным оружием, которое я им до того времени не показывал, чтобы не увеличить их подозрительности и не отстранить их еще больше от себя, и, предполагая большие сокровища в моей хижине, они стали угрожать убить меня… Я принимал их угрозы в шутку или не обращал на них внимания… Не раз потешались они, пуская стрелы так, что последние очень близко пролетали около моего лица и груди, приставляли свои тяжелые копья вокруг головы и шеи и даже подчас без церемоний совали острие копий мне в рот или разжимали им зубы. Я отправлялся всюду невооруженный, и индифферентное молчание и полное равнодушие к окружающим были ответом на все эти любезности папуасов…». «Я скоро понял,— говорил впоследствии Миклухо-Маклай,— что моя крайняя беспомощность в виду сотен, даже тысяч, людей была моим главным оружием».
Это была мужественная и активная беспомощность. Ведь Миклухо-Маклай не избегал общения с папуасами — напротив, он входил в их хижины, лечил их, беседовал с ними (местный язык он освоил очень быстро), давал им всяческие советы, очень полезные и нужные. И спустя несколько месяцев Миклухо-Маклая горячо полюбили жители ближних и дальних селений. Он всюду стал желанным гостем, а это дало ему возможность беспрепятственно вести различные этнографические и антропологические наблюдения. В результате Миклухо-Маклай ознакомился с бытом, обычаями, хозяйством, материальной культурой и повседневным жизненным укладом папуасов. Опираясь на эти бесценные наблюдения, Миклухо-Маклай совершил величайшее открытие — открыл народ Новой Гвинеи. Его же предшественники наносили на карты лишь контуры огромного острова, который в сущности оставался до 1871 г. «страной в себе», «почти материком», населенным никому не ведомыми племенами.