Verified answer

СПП: Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали.

Мне кажется, что она боится матери.

Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца.

 Было ясно, что всеуходят с парохода.

Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенногоей.

 Дед впрыгнул наступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел менявпервые.

Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркимизелеными глазами.

 Мне было ясно, чтовсе боятся матери.

Меня очень занимало, как ловко взрослые изменяют цветаматерий.

Когда он взмахивал рукой, в груди у меня всё поднималосьвместе с нею.

ССП: Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянулана меня.

 Говорила она, как-тоособенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы.

 Мы ехали до Нижнегоочень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою.

  Он был ростом под руку ей, шагал мелко ибыстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла.

 С улицы он показалсямне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно.

 Цыганок сел верхом наспину дяди Михаила, а мастер Григорий Иванович, плешивый, бородатый человек втемных очках, спокойно связывал руки дяди полотенцем.

 Дед засек меня допотери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкойжаркой постели в маленькой комнате.

 Очень хотелосьударить его ногой, но было больно пошевелиться.

 Посещение деда широкооткрыло дверь для всех, и с утра до вечера кто-нибудь сидел у постели, всяческистараясь позабавить меня.

 Они были неистощимы втаких выдумках, но мастер всё сносил молча.