Озаглавить и составить план.
Пожалуйста!!!)))

Старик попытался натянуть бечеву потуже, но с тех пор, как он поймал рыбу, леса и так была натянута до отказа, и когда он откинулся назад, чтобы натянуть её ещё крепче, она больно врезалась в спину, и он понял, что у него ничего не выйдет.
Лесу опутали жёлтые водоросли, но старик был рад им, потому что они задерживали ход лодки.
— Рыба, — сказал он, — я тебя очень люблю и уважаю. Но я убью тебя прежде, чем настанет вечер.
«Будем надеяться, что это мне удастся», — подумал он.
С севера к лодке приблизилась маленькая птичка. Она летела низко над водой. Старик видел, что она очень устала.
Птица села на корму отдохнуть. Потом она покружилась у старика над головой и уселась на бечеву, где ей было удобнее.
— Отдохни хорошенько, маленькая птичка, — сказал он. — А потом лети к берегу и борись, как борется каждый человек, птица или рыба.
Разговор с птицей его подбодрил, а то спина у него совсем одеревенела за ночь, и теперь ему было по-настоящему больно.
— Побудь со мной, если хочешь, птица, — сказал он. — Жаль, что я не могу поставить парус и привезти тебя на сушу, хотя сейчас и поднимается лёгкий ветер. Но у меня тут друг, которого я не могу покинуть.
В это мгновение рыба внезапно рванулась и повалила старика на нос; она стащила бы его за борт, если бы он не упёрся в него руками и не отпустил бы лесу.
Когда бечева дернулась, птица взлетела, и старик даже не заметил, как она исчезла. Он пощупал лесу правой рукой и увидел, что из руки течёт кровь.
— Верно, рыбе тоже стало больно, — сказал он вслух и потянул бечеву, проверяя, не сможет ли он повернуть рыбу в другую сторону. Натянув лесу до отказа, он снова замер в прежнем положении.
— Худо тебе, рыба? — спросил он. — Видит бог, мне и самому не легче.
Он поискал глазами птицу, потому что ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Но птицы нигде не было.
Леса равномерно шла и шла кверху, и наконец поверхность океана перед лодкой вздулась, и рыба вышла из воды. Она всё выходила и выходила, и казалось, ей не будет конца, а вода потоками скатывалась с её боков. Вся она горела на солнце, голова и спина у неё были тёмно-фиолетовые, а полосы на боках казались при ярком свете очень широкими и нежно-сиреневыми. Вместо носа у неё был меч, длинный, как бейсбольная клюшка, и острый на конце, как рапира. Она поднялась из воды во весь рост, а потом снова опустилась, бесшумно, как пловец, и едва ушёл в глубину её огромный хвост, похожий на лезвие серпа, как леса начала стремительно разматываться.
«Интересно, почему она вдруг вынырнула, — размышлял старик. — Можно подумать, что она вынырнула только для того, чтобы показать мне, какая она громадная. Ну что ж, теперь я знаю. Жаль, что я не могу показать ей, что я за человек. Положим, она бы тогда увидела мою сведённую руку. Пусть она думает обо мне лучше, чем я на самом деле, и я тогда буду и в самом деле лучше. Хотел бы я быть рыбой и чтобы у меня было всё, что есть у неё, а не только воля и сообразительность».
Теперь, когда он уже однажды взглянул на рыбу, он мог себе представить, как она плывёт под водой, широко, словно крылья, раскинув фиолетовые грудные плавники и прорезая тьму могучим хвостом. «Интересно, много ли она видит на такой глубине? — подумал старик. — У неё огромные глаза, а лошадь, у которой глаз куда меньше, видит в темноте. Когда-то и я хорошо видел в темноте. Конечно, не в полной тьме, но зрение у меня было почти как у кошки».
Солнце и беспрестанное упражнение пальцев совершенно расправили сведённую судорогой левую руку, и старик стал постепенно перемещать на неё тяжесть рыбы, двигая мускулами спины, чтобы хоть немного ослабить боль от бечевы.
— Если ты ещё не устала, — сказал он вслух, — ты и в самом деле — необыкновенная рыба.