На вокзальчике Николаевской железной дороженьки встретились два приятеля: один толстенький, другой тоненький. Толстый только что пообедал на вокзальчике и губы его, поддернутые (??) маслицем, лоснились, как спелые вишенки. Тонкий же только что вышел из вагончика и был навьючен чемоданчиками, узелочками и картиночками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его сутуловатой спины выглядывала худенькая дамочка с длинненьким подбородком - его жена, и высокий гимназистик с прищуренным глазом - его сыночек.
Вот почти так начинается юмористический рассказик Чехова о двух одноклассниках, которые приветливым январским (или декабрьским, или ноябрьским) утром встретились после продолжительной разлуки. И мог бы ведь получится приятный разговорчик. НО! Один из друзей оказался выше другого по положению, и разговор получился противненьким.
Замучилась я это писать, ну, надеюсь, что хотя бы не зря)
Answers & Comments
На вокзальчике Николаевской железной дороженьки встретились два приятеля: один толстенький, другой тоненький. Толстый только что пообедал на вокзальчике и губы его, поддернутые (??) маслицем, лоснились, как спелые вишенки. Тонкий же только что вышел из вагончика и был навьючен чемоданчиками, узелочками и картиночками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его сутуловатой спины выглядывала худенькая дамочка с длинненьким подбородком - его жена, и высокий гимназистик с прищуренным глазом - его сыночек.
Вот почти так начинается юмористический рассказик Чехова о двух одноклассниках, которые приветливым январским (или декабрьским, или ноябрьским) утром встретились после продолжительной разлуки. И мог бы ведь получится приятный разговорчик. НО! Один из друзей оказался выше другого по положению, и разговор получился противненьким.
Замучилась я это писать, ну, надеюсь, что хотя бы не зря)