Ответ:

Ста­рый лес за­шу­мел ровно, не­умолч­но. Толь­ко пти­чья возня, стук дятла, ве­се­лое цви­ка­нье стре­ляв­ших меж вет­вей жел­тень­ких синиц да жад­ный сухой кряк соек раз­но­об­ра­зи­ли этот тя­гу­чий, тре­вож­ный и груст­ный, мяг­ки­ми вол­на­ми пе­ре­ка­ты­ва­ю­щий­ся шум.

Со­ро­ка, чи­стив­шая на ветке оль­хов­ни­ка чер­ный ост­рый клюв, вдруг по­вер­ну­ла го­ло­ву набок, при­слу­ша­лась, при­се­ла, го­то­вая со­рвать­ся и уле­теть. Тре­вож­но хру­сте­ли сучья. Кто-то боль­шой, силь­ный шел сквозь лес, не раз­би­рая до­ро­ги. За­тре­ща­ли кусты, за­ме­та­лись вер­ши­ны ма­лень­ких со­се­нок, за­скри­пел, осе­дая, наст. Со­ро­ка вскрик­ну­ла и, рас­пу­стив хвост, по­хо­жий на опе­ре­ние стре­лы, по пря­мой по­ле­те­ла прочь.

Из при­пуд­рен­ной утрен­ним инеем хвои вы­су­ну­лась длин­ная бурая морда, увен­чан­ная тя­же­лы­ми вет­ви­сты­ми ро­га­ми. Ста­рый лось за­стыл в сос­ня­ке, как из­ва­я­ние.